потом в их судьбах) хотели воспользоваться внезапно дарованной им свободой – но что они понимали в окружавшем их бурном мире? Да и те, кто внезапно даровал им ненадолго эту свободу (председатель Гостелерадио генерал-лейтенант КГБ Аксёнов), хорошо понимали, что ничего дурного эти веселые ребята не сделают, что они свои, воспитаны советской властью и не зря попали (были хорошо проверены перед этим) сперва на Иновещание, а потом и на телевидение.
Да, эти хорошо воспитанные ребята вполне понимали (при всем своем веселье) правила игры. Им не приходило в голову хотя бы цитировать (я уж не говорю – регулярно приглашать) вполне умеренных сторонников Горбачева: Андрея Сахарова, Ларису Богораз, Сергея Ковалева. Но что было гораздо хуже – их, глашатаев свободы, совершенно не интересовали политические лагеря, и что было уж совсем непростительно – они в упор не видели разлившегося по стране моря свободной самиздатской печати. А между тем именно там был весь народ со множеством своих проблем и несчастий; именно туда попадали все новые, «непроходимые» в советской печати результаты научных диспутов в академических городках о будущем экономики, внешней и внутренней политике и даже новых формах искусства. Ни разу эти свободные молодые люди не заметили травлю, которой неуклонно подвергались их менее воспитанные властью коллеги. Им даже в голову не приходило хотя бы упомянуть такую знакомую аббревиатуру: КГБ. Лучшие из них теперь говорят в редких интервью, что ничего не понимали, не использовали свои возможности так, как следовало, но большинство славят ту свою, прежнюю, предоставленную им КГБ свободу, стараясь не вспоминать о доверии, оказанном им КГБ. Потом они все перешли на НТВ под прямое покровительство генерала КГБ Филиппа Бобкова, заместителя Гусинского. Впрочем, если бы они были иными, более сообразительными и жесткими, с ними боролись бы так же, как с нами, и той свободы, которой они пользовались, у них бы не было. А ведь они очень многое видели, но даже сейчас, многое понимая, никто из них не описал то время.
Единственным исключением стал редактор «Московской правды» Михаил Полторанин. Его книга «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса» (М.: ЭКСМО, 2010) в своей фактографической части поразительно интересна, как, впрочем, и автопортрет советского журналиста.
Называя себя (и не без оснований) «демократом первой волны», но уже советской, перестроечной, Полторанин, как и полагается корреспонденту «Правды», замечает только секретарей райкомов и обкомов, в лучшем случае – директоров заводов. Он в упор не видит демократического движения – у Полторанина, члена Межрегиональной группы, даже для Сахарова нет в воспоминаниях ни строчки, зато Собчак и Ельцин – повсюду. Ничего практически не пишет, а главное – не знает, о «Демократической России», «Мемориале», даже о «Гласности», хотя мы с ним были довольно хорошо знакомы, даже одну из частей конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» я проводил (конечно, с его согласия) в зале министерства печати, когда он уже стал министром. И этого он не боялся, просто ничего не понимал, и все это было ему чуждо. Хотя сам же пишет: «Группка ушлых ребят (партийно-кагебистская мафия) готовила страну к расчленению, чтобы прибрать к рукам богатую недрами Россию, с населением, которому было все до лампочки».
Да не до лампочки было населению, только надо было ему, а не Ельцину помогать. Полторанин – ведь это его мир – уже тогда видит и мельком пишет о том, как молодые люди из Международного отдела ЦК КПСС и Первого главного управления КГБ уводят за границу золотой запас СССР, создают коммерческие фирмы. Полторанин внятно называет первых русских олигархов «выкормышами КГБ», довольно прямо упоминает о влиянии КГБ на Ельцина, но не способен сделать естественный вывод.
Будучи профессиональным журналистом, он отслеживает, как с девяностого года возник один из прямых контактов Ельцина с КГБ. Будущий президент внезапно увлекся теннисом, его тренером была дочь высокопоставленного сотрудника «комитета» (фамилия не называется), тогда и начались постоянные контакты с ее отцом. Мельком Полторанин упоминает, что дальше Ельцин уже не был самостоятелен, а стал управляемым. И все же Полторанин и сегодня не хочет (боится?) называть имена. По-прежнему для него, как и в советские времена во всем виноваты враги из-за рубежа.
При этом у Полторанина нет никаких иллюзий относительно своих коллег по газете «Правда», работающих за границей. Все они были сотрудниками КГБ, – пишет он. С откровенной иронией рассказывает, как Тимур Гайдар – отец будущего реформатора, то и дело уезжал в якобы журналистские заграничные командировки, из которых возвращался, получив очередное воинское звание. А однажды не сдержал тщеславного желания покрасоваться и пришел в редакцию в только что полученном мундире контр-адмирала.
Никаких иллюзий у Полторанина нет и в отношении Артема Боровика, как и его отца Генриха. Возможно, он не знал, что Артем незадолго перед тем был выслан из США, где, назвавшись корреспондентом журнала «Эсквайр», пришел к русскому парню, попавшему в плен в Афганистане, вытащенному из плена правозащитными организациями, который отказывался встречаться с кем бы то ни было из Советского Союза, так как знал, что те, кто были более доверчивы, поверили посулам Ионы Андронова из комитета «За возвращение на родину» и художника Михаила Шемякина (и даже самого посла Анатолия Добрынина) о том, что им ничего не будет, по возвращении в СССР тут же получили по 12 лет лагеря за измену родине. Боровик хорошо говорил по-английски, сперва назвался американцем, а через пять минут после начала интервью вытащил из кармана комсомольский билет парня и фотографию девушки, с которой тот встречался до ухода в армию, получил по физиономии, из США ему со скандалом пришлось уехать (как до этого – Ионе Андронову и Шемякину) – столь деликатное задание в СССР было мало кому известно. Но что Артем обнародовал в советской печати рассказ о том, что советские войска в Афганистане, оказывается, иногда даже воюют, а не только помогают внезапно возникшим афганским колхозам возделывать поля – вот это Полторанин знал хорошо, то есть хорошо понимал, где работает Артем Боровик8.
Но искалеченный тип мышления и психологию советского журналиста действительно трудно понять. Хорошо, что Полторанин рассказывает кое-что из того, что сумел увидеть. Кроме него этого никто не сделал. Действительно свободной демократической печати приходилось на каждом шагу ощущать неусыпное внимание и неустанную (пока еще не кровавую) борьбу с ней «комитета» и приходить к выводу, что в новых условиях там очень напряженно и успешно работают, что именно КГБ «поручено насаждать гласность и демократию в Советском Союзе» (Полторанин упоминает руководимый ленинградским КГБ клуб «Перестройка»). Но не только
